Разоблачение ложного утверждения не то же самое, что установление истины
Исторические свидетельства
Пытки и связанные с ними проблемы
Типология хрущёвского ловкачества
Глава 10.
Хрущёвская школа фальсификации
Разоблачение ложного утверждения не то же самое, что установление истины
Исторические свидетельства
Пытки и связанные с ними проблемы
Типология хрущёвского ловкачества
Перед тем как перейти к обсуждению конкретных методов искажения истины, к которым Хрущёв прибег в выступлении на ХХ съезде, перво-наперво следует уяснить, что изданная версия «закрытого доклада» тоже подверглась фальсификации.
«Публиковавшийся ранее в “Известиях ЦК КПСС” текст доклада Хрущёва основывался на тексте, представленном Хрущёвым в Президиум ЦК КПСС 1 марта [1956 года], отредактированном и принятом для рассылки в местные парторганизации решением Президиума ЦК от 7 марта 1956 г.Этот текст не идентичен тому, который зачитывал Хрущёв с трибуны съезда. Например, по всем воспоминаниям участников съезда, доклад зачитывался при полном молчании зала. В текст, опубликованный в “Известиях ЦК КПСС”, была вставлена реакция зала: “Оживление в зале”, “Шум возмущения в зале”, “Аплодисменты” и т.п., что, конечно, совершенно не отражало реальной атмосферы закрытого заседания» (выделено мной. —Г.Ф.).1
Следовательно, исследуемый нами доклад оказался сфальсифицированным не только по содержанию, но и по представлению. При цитировании больших фрагментов доклада в предыдущих главах т.н. «реакция зала» оставлена нами как напоминание о внесённых в текст нарочитых искажениях.
В выступлении Хрущёва удалось выделить шестьдесят одно утверждение «разоблачительного» характера, говоря иначе, дотоле неизвестных и грубо уничижительных обвинений Сталина или Берии. Заявления такого рода представляют собой квинтэссенцию «закрытого доклада»; именно они так сильно потрясли мир, когда речь получила широкую известность.
Конечно, было бы ошибкой считать ложным каждое из хрущёвских утверждений. Вот пример одного из наиболее ярких его «разоблачений», истинность которого не подлежит сомнению:
«Установлено, что из 139 членов и кандидатов в члены Центрального комитета партии, избранных на XVII съезде партии, было арестовано и расстреляно (главным образом в 1937–1938 гг.) 98 человек 2, то есть 70 процентов.
Что собой представлял состав делегатов XVII съезда? Известно, что 80 процентов состава участников XVII съезда с правом решающего голоса вступили в партию в годы революционного подполья и Гражданской войны, то есть до 1920 года включительно. По социальному положению основную массу делегатов съезда составляли рабочие (60 процентов делегатов с правом решающего голоса)». 3.
Каждое из хрущёвских «разоблачений» или обвинений Сталина и Берии 4, которое поддаётся проверке, оказывается ложным. Однако в данном случае нужно иметь в виду: процитированный выше фрагмент не относится к их числу совсем по другой причине. Здесь Хрущёв старательно избегает говорить о какой-либо причастности Сталина к гибели делегатов съезда. Если же такое обвинение было бы выдвинуто, оно, несомненно, пополнило бы собой и без того довольно внушительный перечень лживых утверждений «закрытого доклада». 5
Типичная проблема, с которой сталкивается учёный-историк, связана, во-первых, со сбором свидетельств, необходимых для обоснования главного тезиса; а во-вторых, — с последующим логически стройным изложением всего материала, чтобы тезис, наконец, был доказан. Но при работе над данным исследованием очень скоро выяснилось, что перед автором стоит проблема намного более серьёзная и масштабная.
«Закрытый доклад» представляет собой не просто ряд обособленных и следующих друг за другом утверждений, для каждого из которых можно по сути дела представить доказательства либо их ложности, либо истинности. Спустя недолгое время после выступления Хрущёва на ХХ съезде его «закрытая» речь заложила основы для новой концепции советской истории. Правда, новизна оказалась весьма относительной: многое в ней позаимствовано и отчасти нашло своё отражение в работах, оставленных ранее троцкистами, меньшевиками и эмигрантами из СССР.
Но из-за поддержки международного коммунистического движения и благодаря начавшейся вскоре кампании массовых «реабилитаций» тех, кто в годы сталинского правления был осуждён за изменническую деятельность, «хрущёвская» концепция завоевала всеобщее признание и обрела статус, какого не имела ни одна из предшествующих трактовок советского прошлого. Изложенная в «закрытом докладе» система взглядов очень скоро стала доминирующей.
Как следствие, высказывать сомнения в истинности утверждений «закрытой» речи Хрущёва —значит, волей-неволей, покушаться на самые основы того, что называется «антисталинской парадигмой».
Вот несколько поясняющих примеров, каждый из которых почерпнут из моих кратких бесед и обмена мнениями на очередной из ежегодных конференций марксистской академической группы США.
Выслушав доклад об итогах исследования хрущёвской речи на ХХ съезде, один из ветеранов марксистского движения обличительным тоном заявил: «Вы реабилитируете Сталина!» Но автор не предпринимал таких попыток ни во время конференции, ни при работе над книгой, которую многотерпеливый читатель держит сейчас перед глазами.
Другой заданный мне вопрос: «Как насчёт Троцкого?» Стоит сказать, что в «закрытом докладе» вообще нет ни слова про деятельность Троцкого.
Прослышав через нашего общего знакомого о научно-исследовательской работе, посвящённой докладу Хрущёва, редактор довольно хорошо известного марксистского журнала язвительно спросил: «И что, автор утверждает, будто не было никакого ГУЛАГа?». Но Хрущёв нигде не обмолвился про ГУЛАГ.
Наконец, очень благожелательный и поддерживающий меня читатель, познакомившись с одной из первых версий настоящей работы, предложил мне оставить её, а взамен приступить к написанию истории репрессий 1930-х годов.
Поначалу причины появления таких откликов были непонятны. Но вскоре стало ясно, что они не связаны напрямую с моим исследованием. Присутствующие реагировали не на суть и смысл услышанного, а на то, что, по их мнению, там подразумевалось. Здесь отчётливо проявился тот факт, что хрущёвская речь на ХХ съезде — не заурядный документ, а один из столпов всей «антисталинской парадигмы», её краеугольный камень и сущностная часть целого, которая характеризует всю концепцию. Иначе говоря, попытка обосновать лживость тех или иных утверждений «закрытого доклада» (а именно такую попытку предпринял автор) воспринималось как стремление доказать, что все прочие части «антисталинской парадигмы», о которых Хрущёв не упоминал, тоже не соответствуют истине.
Мы вправе ожидать, что в любой научной публикации доказывается именно то, что заявлено в ней в качестве главной цели. И совершенно неразумно рассчитывать, что какая-то из печатных работ, где исследуется один и довольно узкий вопрос, способна низвергнуть некую значительную историческую концепцию, мимоходом опровергнув большое, — по сути дела бессчётное — число самых разнообразных доводов.
В нашем случае мы сталкиваемся как раз с такими завышенными требованиями: «закрытый доклад» Хрущёва настолько тесно привязан к «антисталинской парадигме», что любое его упоминание как по мановению волшебной палочки пробуждает у слушателей или читателей ассоциации с указанной системой взглядов во всей её полноте. В ряде случаев ответная реакция присутствующих граничила с негодованием: ну как можно говорить об опровержении всей «антисталинской парадигмы», когда на деле сомнению подвергается только один её элемент? Другую часть аудитории охватывало разочарование, но по иным причинам: в моей работе ничего не говорится о ГУЛАГе, о Троцком и Бухарине, о Катыни и многом-многом другом, чего в тексте выступления Хрущёва нет и в помине; поэтому вне зависимости от того, сколь тщательно исследовано истинное содержание «закрытого доклада», полученные результаты не вызовут у настроенной так аудитории ничего, кроме раздражения.
Да, доклад Хрущёва следует признать основополагающим документом «антисталинской парадигмы». Поскольку весь доклад соткан из фальсификаций, трудно не согласиться с тем, что это имеет огромное значение для научно-исторических работ ближайшего будущего. Учитывая степень неправды, которая с самого начала сопровождала разоблачение т.н. «сталинских преступлений», маловероятно, что только «закрытым докладом» всё и ограничится. Удостоверившись, что по крайней мере часть хрущёвских «разоблачений» лжива, нетрудно будет показать, что другие его заявления тоже не соответствуют истине.
В наши дни «антисталинская парадигма» ещё далеко не отмерла и пока не утратила свого значения. Пухлые сочинения Роя Медведева «К суду истории» (1971) и Роберта Конквеста «Большой террор. Сталинская чистка 30-х» (1973) вобрали в себя многие «разоблачительные» публикации хрущёвского времени и внесли решающий вклад в формирование и популяризацию «антисталинской парадигмы». В этих работах авторы обобщают всё, что им удалось отыскать в советской печати и «реабилитационных» материалах, в общедоступных и конфиденциальных воспоминаниях. 6 Приняв «разоблачения» «закрытого доклада» за чистую правду, и Медведев, и Конквест не просто опираются на него, но идут гораздо дальше. И если теперь ясно, что речь Хрущёва насквозь лжива, какой тогда оценки заслуживают медведевско-конквестовские труды?
Приступая к исследованию обвинений, выдвинутых Хрущёвым в речи на ХХ съезде, и выяснив в конце концов, что все они в сущности лживы, автор изначально не ставил перед собой задачу напрямую поколебать основы «антисталинской парадигмы». Но как минимум один из её столпов теперь всё же разрушен. Приняв в расчёт, что хрущёвская речь представляет собой не что иное, как последовательность хорошо продуманных и тщательно спланированных фальсификаций, ни один сколько-нибудь серьёзный исследователь уже не станет рассматривать историю Советского Союза через кривое зеркало «закрытого доклада».
Справедливость того или иного утверждения можно оценить только на фактологическом уровне, т.е. уясняя, насколько корректны умозаключения, сделанные в результате анализа имеющихся свидетельств. Никакая парадигма не может быть опровергнута путём отрицания истинности какого-то количества фактов.
Упоминавшиеся выше критики, коллеги и все те, кому удалось познакомиться с содержанием моего выступления на конференции, по выражению одного из слушателей, — «разумные люди во власти безосновательных измышлений». Причём под «измышлениями» понимается всё, что Хрущёв сознательно скрыл под фальшивым прикрытием разоблачения «культа личности».
Несмотря на критику и проклятия, осыпаемые по адресу сталинского «культа», Хрущёв на деле всячески укреплял преклонение перед Большим Человеком, но только в опрокинутом виде. Почитание всезнающего и добродетельного «отца народов» он подменил «культом» ещё более всемогущего, но кроваво-жестокого и мстительного Сталина-злодея. Такая трактовка очень напоминает портрет, нарисованный ещё Троцким, наделившим своего политического соперника множеством отрицательных черт и характеристик. Всё, что случилось в стране, включая восхождение Сталина к вершинам власти, формирование его политического курса и противодействие ему, репрессии, обрушившиеся на головы оппозиции, Троцкий объяснял сочетанием сталинской хитрости и жестокости, помноженными на отсутствие морали.
В конспекте работ Ноама Чомски, посвящённых средствам массовой информации, Марк Гримсли писал:
«Утверждение, которое соответствует принятому в мире представлению, не требует особых разъяснений и потому может быть выражено в нескольких словах. Чтобы оставалась хоть какая-то надежда остаться убедительным, для утверждения, которое бросает вызов общепринятому мировому взгляду, требуется гораздо больше места».7
Замечание в равной степени справедливо и для исследований, бросающих вызов «общепринятым» историческим концепциям.
В таких условиях «равенство есть неравенство». И дело не только в том, что для разоблачения неправды требуется гораздо больше времени, усилий и места, чем для упоминания её вскользь и между прочим. Перед учёным, оспаривающим существующую парадигму, всегда стоят две задачи. А тот, кто не выходит за рамки господствующих представлений, выполняет лишь одну- единственную. В последнем случае достаточно бывает удостовериться, что в такой работе использованы канонические методы анализа, и она будет принята с одобрением. В каком-то смысле такой учёный доводит до сведения своих читателей то, что и так почитается у них за истину. Своим исследованием он как бы заполняет «чистый бланк» с намерением вписаться в рамки общепринятой (а потому общеприемлемой) модели истории. И не более того.
Работа учёного, бросающего вызов устоявшимся представлениям, куда более трудоёмка и ответственна. Она должна не только от начала и до конца удовлетворять требованиям методологии — правилам работы со свидетельствами, принципам логики и т.д., чего, вообще говоря, обязаны придерживаться все исследователи без исключения, но и многому сверх того. В первую очередь — заронить у читателей сомнения в той модели причинно-следственных отношений, которая лежит в основе основ общепринятых представлений о минувшем. Предстоит также склонить их к мысли, что ошибочной может оказаться вся ранее известная концепция истории, — суждение, которое многие погонят от себя прочь, а другие осудят как нечто вопиющее.
Что ж, самое время повторить здесь то, что вызвало недопонимание у некоторых из моих слушателей на конференции, а именно: настоящая работа целиком посвящена только докладу, с которым Хрущёв выступил 25 февраля 1956 года на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. Поразительный и удививший самого автора результат исследований заключается в том, что весь «закрытый доклад», как оказалось, состоит из лживых утверждений и фальсификаций иного рода. Цель данного исследования — в подкрепление данного тезиса представить наилучшие из доказательств, которые почерпнуты, по возможности, из российских архивов.
Анализ хрущёвских уловок показывает, что мы имеем дело со связанными, но отличными друг от друга задачами. Из них более лёгкая и менее объёмная — показать, что Хрущёв просто лгал.
Но вдумчивый читатель, быть может, захочет большего. Отметив про себя, что те или иные положения «закрытого доклада» насквозь лживы, он, возможно, проявит интерес к получению правдивой информации, к тому, ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.
Предлагаемая вниманию читателей книга, увы, не сможет удовлетворить такие запросы. Потребуется тщательно изучить каждое из «разоблачений» доклада в отдельности, т.е. в общей сложности проделать 61 исследование — по числу хрущёвских неправд. Часть таких штудий окажется весьма объёмистой: в ряде случаев скопилось довольно много различной (и крайне противоречивой) информации, которую ещё необходимо собрать и проанализировать.
Но многие из исследований пока так и останутся незавершёнными, поскольку у историков всё ещё нет настолько полного числа свидетельств, чтобы, опираясь на них, можно было бы прийти к каким-то окончательным умозаключениям. В любом случае углублённое изучение каждого из хрущёвских заявлений с намерением докопаться, что же всё-таки случилось на самом деле, — в особенности с учётом сегодняшнего состояния источниковой базы, — выходит за рамки поставленной нами задачи.
Образ Сталина как «массового убийцы» целиком восходит к хрущёвскому времени. Самые первые из обвинений такого рода, положившие начало мифу (а перед нами, несомненно, миф), берут начало в «закрытом докладе». Из всех хрущёвских «разоблачений» наисильнейшее впечатление оставили обвинения в причастности Сталина к умышленному уничтожению многих высокопоставленных большевиков.
После «закрытого доклада» количество приписываемых Сталину «преступлений» всё разрасталось; со временем ему, например, стали вменять в вину расстрел по ложным обвинениям видных советских военачальников. Но пока Хрущёв находился у власти, плеяда полуофициальных писателей неусыпно трудилась над пополнением списка жертв несправедливых приговоров, и многие из названных тогда персоналий были «реабилитированы», т.е. провозглашены ни в чём не виновными.
В октябре 1964 года Хрущёва выпроводили в отставку, но к тому времени представления о Сталине как о массовом убийце невинных жертв уже устоялись. В начале 1970–х на Западе вышли из печати пухлые сочинения советского диссидента Роя Медведева и британского советолога Роберта Конквеста, обстоятельно описывающие т.н. «преступления» Сталина и опирающиеся на сочинения хрущёвского времени. Ещё больше леденящих кровь историй того же сорта получили известность в годы Горбачёва и Ельцина.
Иначе говоря, исследование того, что в «закрытом докладе» говорилось о массовых репрессиях, может оказаться более плодотворным, нежели просто выявление всё новых примеров хрущёвской лжи. В частности, речь идёт о возможности разобраться в том, каковы истоки и причины насаждения мифа о «Сталине — массовом убийце».
Есть качественные отличия между доказательствами, используемыми в юридической практике и в исторических исследованиях.
«Реабилитационные» отчёты обычно нацелены на выявление в уголовном деле осуждённого (человека, как правило, уже умершего) признаков отступлений от тех или иных процессуальных норм на разных этапах следствия. Все такие случаи тщательно фиксируются; ссылка на них считается достаточным основанием для снятия с осуждённого тех или иных статей обвинения; вследствие чего, как правило, неправомочным признаётся весь обвинительный приговор в целом. В некоторых случаях «реабилитационные» документы содержат доказательства нарушения законности, иногда их существование только декларируется.
Поскольку обвинительный приговор объявлялся незаконным, а повторное рассмотрение дела с участием самого осуждённого невозможно, такой человек провозглашался «невиновным». «Реабилитированным»! С точки зрения историка, всё это не имеет смысла.
Далее. Внимание судей сфокусировано на соблюдении прав обвиняемого и правил ведения судебного процесса. Так, признание обвиняемым вины в отсутствие каких-либо доказательств или улик, подтверждающих совершение самого преступления, считаются совершенно недостаточными для обвинительного заключения. Бремя доказывания должно лежать на обвинительной стороне; обязанность доказывания своей невиновности не может быть вменена подсудимому, хотя проведение собственной защиты ему не возбраняется
Показания, добытые под пытками, не имеют законной силы. Одна из причин — необходимость соблюдения прав обвиняемого. Но помимо прочего, если бы «органам правопорядка» дозволено было выбивать из арестованных показания, тогда настоящее расследование, возможно, никогда бы не проводилось, хотя следственные органы, несомненно, располагали бы поистине огромным числом признаний виновности.
Но история — не судебный процесс, где каждый из подсудимых наделён теми или иными правами. У ушедших из жизни вообще нет и не может быть таких льгот и привилегий, кои надлежит закрепить за ними навечно. Нас не очень интересует, насколько «справедливо» проходило само судебное разбирательство (независимо от того, как это можно установить). Мы лишь хотим знать: виновен подсудимый или нет? Ну а вопрос о судебной «справедливости» может стать самостоятельной темой исследований. Но с изучением исторических аспектов вины здесь нет никакого тождества.
К примеру, в некоторых академических публикациях недавнего времени снова затронут вопрос о вине или невиновности по крайней мере одного из «мучеников Сенной площади», казнённых «судом Линча» в штате Иллинойс в 1886–1887 годах. Никому не приходит в голову поинтересоваться, был ли тот суд «справедливым», поскольку и так ясно, что не был; помимо того всего через несколько лет новый губернатор Иллинойса вынес вердикт об их посмертном помиловании.
В деле Сакко и Ванцетти теперь появились свидетельства, согласно которым по крайней мере Сакко следует, вероятно, признать виновным. Однако нет ни малейших оснований считать, что рассмотрение этого дела в суде было «справедливым» и соответствовало процессуальным нормам того времени. Всё ещё продолжается оживлённая дискуссия о том, передавал ли Юлиус Розенберг атомные секреты или только намеревался осуществить свой план при первой возможности. И ни у кого не вызывает сомнений, что состоявшийся над ним и его женой Этель суд проходил с грубыми нарушениями процессуального характера.
Историкам и не нужно вникать в процессуальные тонкости. Вопрос о «справедливости» судебного разбирательства определяется не только буквой закона того времени и степенью процессуальной педантичности, но также и тем, в какой степени юридические нормы как таковые соответствуют нашим субъективным представлениям о «справедливости».
Круг задач, стоящих перед историком, ограничивается сбором и оценкой имеющиеся свидетельств, чтобы на их основе прийти к каким-либо выводам. Совсем другое дело — выяснять, предстал ли тот или иной исторический персонаж перед «справедливым» судом. Между тем подсудимый может оказаться виновным, а суд, вынесший ему приговор, несправедливым. Но из всех проблем историк интересуется только вопросом о вине или невиновности. Так, если смотреть через призму сегодняшних стандартов судопроизводства, то вплоть до 1960-х годов, наверное, ни один из чернокожих жителей американского Юга не удостоился «справедливого» рассмотрения его дела. Из чего, конечно, не следует, что каждый темнокожий подсудимый был обязательно невиновен.
Вопросы «справедливости» судебного разбирательства, проблемы его соответствия нормам и правилам советской юридической системы 1930-х годов оставлены в данном исследовании без рассмотрения. Не освещается здесь и проблема соответствия законодательству СССР системы упрощённого и ускоренного судопроизводства, введённой в чрезвычайных обстоятельствах тех лет. Всё внимание сосредоточено только на выяснении виновности или невиновности осуждённых лиц.
И вот что характерно: для всех упомянутых в хрущёвском докладе репрессированных есть веские основания считать их виновными. Точнее, наше утверждение состоит в следующем: в распоряжении исследователей есть те самые материалы, которые были известны Хрущёву и его помощникам и откуда они черпали свои сведения, — реабилитационные справки по делам репрессированных. И ни в одной из этих справок нет доказательств невиновности тех, кто удостоился упоминания в «закрытом докладе».
Следует заметить: ни в каком из случаев автор не использовал в качестве доказательств показания-самооговоры, в которых подследственные изобличают себя в совершении тех или иных преступлений. Хотя, по совести говоря, если признания такого рода — единственные из всех свидетельств, историку ничего не остаётся, как пользоваться в своих исследованиях столь ненадёжными источниками. Аналогичным образом: если единственными свидетельствами окажутся слухи и сведения из вторых-третьих рук, дело придётся иметь, увы, только с ними.
Начиная со сталинских времён никому не приходит в голову отрицать, что многие из тех, кто в 1930-е годы был арестован по политическим мотивам, подвергались физическому насилию. В хрущёвский период сведения о применении пыток использовались судебными органами для «реабилитации» жертв репрессий. Что обычно выражалось в опротестовании и отмене вынесенного приговора. Как явствует из уголовно-процессуального кодекса, действовавшего в годы Сталина, показания, добытые под пытками, не могли иметь законной силы, а их использование в качестве доказательств считалось противоправным.
Однако тот факт, что обвиняемый подвергся истязаниям, ещё не значит, что он невиновен. Пытки нельзя считать доказательством чьей-либо невиновности, хотя часто (но ошибочно) принимаются за таковые.
В действительности следует учитывать несколько вариантов развития событий:
Обычно установить факт применения пыток бывает крайне непросто. Одни только голословные уверения вряд ли стоит брать на веру, ибо есть немало причин, побуждающих людей отречься от своих прежних показаний. Заявления, что последние были, дескать, «выбиты», — самый простой способ задним числом дезавуировать когда-то сделанные признательные заявления, не утеряв своего достоинства. Доказать, что кто-то подвергся физическому насилию, можно не иначе, как с помощью других свидетельств, могущих подтвердить использование такого рода «методов», — например, при наличии чистосердечных признаний самих истязателей или показаний, полученных «из первых рук» от других очевидцев событий.
Но в отсутствие таких доказательств объективный исследователь не имеет права считать, что пытки действительно применялись. Увы, столь очевидной истине то и дело не придают должного внимания, — настолько велико воздействие на умы учёных и читателей воззрений, что «физические методы» испытывали на себе все, кто попадал в «застенки НКВД», а прошедшие через них, конечно же, ни в чём не виноваты.
Мотивы применения пыток могли быть различными. Так, если следователь приходил к убеждению, что подследственный — опасный преступник или шпион, истязания становились средством для «вытягивания» из него сведений, знание которых помогало уберечь имущество, спасти жизни людей или раскрыть другие преступления.
Однако следователи, подчеркнём это ещё раз, зачастую прибегали к физическому насилию для того, чтобы заставить подозреваемых признаться в преступлениях, которые те не совершали, и тем самым заработать положительную характеристику у начальства. Пытки использовались и для того, чтобы выбить из арестованного показания против других лиц, а те тоже обрекались на муки и для тех же целей. Так буквально из ничего можно было состряпать раскрытие огромного заговора.
М.П.Фриновский, заместитель наркома внутренних дел, в покаянном заявлении, полностью опубликованном лишь в 2006 году, отмечал, что некоторым из подчинённых Ежов отдавал распоряжения, чтобы те совершали именно такие подлоги и фальсификации.8
Из показаний Фриновского следует и то, что дутые дела фабриковались далеко не в каждом случае. Отнюдь не все бывшие следователи сознались в «липачестве». И не все они были взяты под стражу в годы «ежовщины». Ещё нам известно, что Сталин и его высокопоставленные сподвижники — члены комиссий, сформированных для изучения случаев нарушения законности, — предприняли срочные и решительные меры, чтобы положить конец массовым злоупотреблениям, арестовать и предать суду их виновников. Что недвусмысленно следует из недавно рассекреченных документов.
Остаётся лишь ещё раз напомнить, сколь велика потребность в доказательствах:
В большинстве случаев нам просто недоступны материалы, которыми располагали следователи 1930–40 годов. Подавляющее большинство документов из архивно-следственных дел не были преданы гласности ни в годы послесталинского СССР, ни в период постсоветской России. Всё, что так или иначе стало известно, рассекречивалось в соответствии с каким-то малопонятным критерием. Каким же именно? Толком об этом никогда и ничего не сообщалось… Но время от времени можно было заметить, что документы отбираются так, чтобы с их помощью укрепить веру в представления о фабрикации ложных обвинений со стороны сталинского руководства.
К счастью, сведения, почерпнутые из архивно-следственных дел, зачастую поступают из нескольких источников в разное время и от людей, которые руководствуются разнообразными мотивами. В результате между крупицами свидетельств сплошь и рядом обнаруживаются такие противоречия, которые позволяют пролить больше света на события прошлого. Тем не менее мы всё ещё лишены возможности узнать «всю историю целиком», что подразумевает доступ как минимум к тем материалам, которыми располагала сторона обвинения.
Легко предположить, что документы, изобличающие злодеяния Сталина и его сподвижников, давно оказались бы рассекреченными, если б таковые существовали. В хрущёвские «те 10 лет», в период горбачёвской «гласности» и последующие времена были задействованы колоссальные ресурсы с единственной целью — представить все годы пребывания Сталина у власти чередой его преступных деяний. Сказанное легко проиллюстрировать материалами по «реабилитации», которые получили широчайшую огласку. Трудно даже представить, что где-то ещё хранятся никому не известные или оставленные без внимания источники с доказательствами виновности Сталина в фабрикации клеветнических обвинений против невинных людей.
По тем же причинам та часть материалов, которая остаётся лежать под спудом, может поставить «официальную» антисталинскую версию под сомнение. Во всяком случае в документах, извлекаемых из тех или иных архивных хранилищ, всё чаще обнаруживаются свидетельства, оправдывающие Сталина. Как представляется, появление таких источников в научной печати — результат бюрократической несогласованности. Поэтому часто трудно бывает понять, почему всё происходит именно так, а не иначе. В некоторых случаях документ публикуется по нескольку раз, причём в более поздних вариантах в нём вдруг обнаруживаются столь красноречивые отличия, что становится ясно: сей «первоисточник» претерпевает одну из стадий фабрикации, после чего следует ждать появления отшлифованной («официальной») версии, которая будет затем помещена в архив на хранение.
И ещё. Все наши умозаключения (и это одна из особенностей работ по истории) носят предварительный характер. «Самонадеянность» здесь совершенно неуместна. Вообще, историкам крайне редко приходится иметь дело с «несомненными фактами». И чем больше свидетельств станет известно в будущем, тем острее будет потребность внести поправки в наши представления о минувшем, а если необходимо, то и полностью отказаться от них.
Нужно быть готовым поставить под сомнение собственные взгляды и концепции. Следовать таким рекомендациям, конечно, непросто. Но если совсем игнорировать их, легко впасть в опасную для историка крайность — начать взирать с благоговением только на те из фактов, которые подтверждают уже устоявшиеся представления, а всё, что им противоречит, встречать резко «в штыки». Тем самым может получиться так, что в исторических свидетельствах мы будем видеть отражение лишь наших собственных предубеждений, не замечая, что из них следует на самом деле.
Классификация хрущёвских «разоблачений» и исторических свидетельств, имеющихся для каждого из таких случаев, представляет собой попытку проанализировать различные приёмы искажения фактов, к коим Хрущёв прибег, дабы ввести в заблуждение слушателей «закрытого доклада».
Американский словарь английского языка «Америкэн херитидж дикшэнэри» даёт слову «ложь» такое определение:
Как следует из первого толкования, лжецу должно быть заранее известно, что его утверждение не соответствует истине.9 Не всегда, но довольно часто так оно и происходит; тем не менее доказать это в научно-историческом исследовании удаётся крайне редко. Вот почему здесь используется более широкое толкование — то, что ближе ко второму определению. Иначе говоря, если какое-то из хрущёвских «разоблачительных» утверждений в данном исследовании названо «лживым» или «сфальсифицированным», следует иметь в виду, что речь идёт об одном из двух вариантов обмана:
Учёные обычно избегают слова «ложь», считая его слишком грубым. Мы тоже не прочь пользоваться им пореже, но важнее здесь не вопрос учтивости, а корректность рассмотрения самой проблемы. Существуют разные виды фальсификаций. И если в каждом случае пользоваться одним и тем же термином, из поля зрения могут выпасть риторические тонкости, которыми пользовался Хрущёв.
Типология — метод классификации разнородных объектов путём их объединения по каким-то общим признакам. В нашем случае все лживые «разоблачения» Хрущёва предназначались исключительно для обмана; отличались лишь пущенные им в ход уловки.
«Разоблачения»
Ниже приведён краткий перечень «разоблачительных» утверждений из «закрытого доклада» Хрущёва. Ссылки на страницы приводятся по первой публикации «закрытого доклада» в журнале «Известия ЦК КПСС» в 1989 году. 10.
| №
п/п |
«Разоблачительное» утверждение Хрущёва | Типологическое описание | Страницы |
| 1. | «Культ личности». | ЛУ | с.128 |
| 2. | Ленинское «завещание». | ЛУ | с.130–131 |
| 3. | «Нетерпимость» к коллегиальности. | ЛУ | с.131 |
| 4. | Сталин «морально и физически уничтожал» несогласных. | ЛУ | с.131–132 |
| 5. | Практика массовых репрессий в целом. | ОС | с.132 |
| 6. | Термин «враг народа». | ЛУ | с.132–133 |
| 7. | Зиновьев и Каменев. | ОС | с.134 |
| 8. | Троцкисты. | ЛУ | с.134 |
| 9. | «Попрание» Сталиным норм партийной жизни. | ЛУ | с.136 |
| 10. | Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями.
Фабрикация материалов в ходе репрессий. |
ОС | с.136–137 |
| 11. | Подписанная Енукидзе директива от 1 декабря 1934 года. | ЛУ | с.137–138 |
| 12. | Хрущёв намекает на причастность Сталина к убийству Кирова. | ЛУ | с.138 |
| 13. | Телеграмма Сталина и Жданова в Политбюро от 25 сентября 1936 года. | ЛУ | с.138 |
| 14. | Выступления Сталина на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б). | ЛУ | с.139 |
| 15. | «Ряд членов ЦК сомневались в правильности курса на массовые репрессии». Особенно Постышев. | ЛУ | с.139–140 |
| 16. | Дело Р.И.Эйхе. | ЛЗ | с.140 |
| 17. | Н.И.Ежов. | ЛЗ | с.144 |
| 18. | Дело Я.Э.Рудзутака. | ЛЗ | с.142 |
| 19. | Показания А.М.Розенблюма. | ЛЗ | с.142–143 |
| 20. | Дело И.Д.Кабакова. | ЛЗ | с.143 |
| 21–24. | С.В.Косиор, В.Я.Чубарь, П.П.Постышев, А.В.Косарев. | ЛЗ | с.143 |
| 25. | «Расстрельные списки». | ЛУ | с.143 |
| 26. | Постановление январского (1938) Пленума ЦК ВКП(б). | ЛУ | с.144 |
| 27. | «Банда Берии». | ЛУ | с.144 |
| 28. | «Шифротелеграмма о пытках». | ЛУ | с.145 |
| 29. | По инструкциям Берии Родос истязал Косиора и Чубаря. | ЛЗ | с.145 |
| 30. | Сталин «не принял во внимание» предупреждения о начале войны. | ЛУ | с.145–146 и 148 |
| 31. | Донесение Воронцова. | ЛУ | с.146 |
| 32. | Германский перебежчик. | ЛУ | с.148 |
| 33. | Расстрелянные полководцы. | ЛЗ | с.148 |
| 34. | «Утеря» Сталиным способности к управлению в начале войны. | ЛУ | с.148 |
| 35. | Сталин — «никудышный» военачальник. | ЛУ | с.149 |
| 36. | Харьков, 1942 год. | ЛУ | с.149–150 |
| 37. | Военные операции Сталин «планировал по глобусу». | ЛУ | с.149 |
| 38. | Сталин «принижал» заслуги маршала Жукова. | ТС | с.150 |
| 39. | Массовое выселение народов. | ЛУ | с.151–152 |
| 40. | «Ленинградское дело». | ЛУ | с.152 |
| 41. | «Мингрельское дело». | ЛУ | с.153 |
| 42. | Взаимоотношения с Югославией. | ТС | с.154 |
| 43. | «Дело врачей-вредителей». | ЛУ | с.154–155 |
| 44. | Берия — «агент иностранной разведки». | ЛУ | с.155 |
| 45. | Каминский о работе Берии у мусаватистов | ЛУ | с.155 |
| 46. | Дело Картвелишвили-Лаврентьева. | ЛУ | с.156 |
| 47. | Расправа с М.С.Кедровым. | ЛЗ | с.156 |
| 48. | Папулия, брат Серго Орджоникидзе. | ЛУ | с.157 |
| 49. | «И.В.Сталин. Краткая биография». | ЛУ | с. 157–158 |
| 50. | «Краткий курс истории ВКП(б)». | ЛУ | с. 158–159 |
| 51. | Сталинская подпись на постановлении от 2 июля 1951 года о сооружении скульптуры в свою честь. | НИ | с. 159 |
| 52. | Дворец Советов. | ЛУ | с. 159 |
| 53. | Ленинские и Сталинские премии. | ЛУ | с. 159 |
| 54. | Предложение Сталина повысить налог на колхозы. | ТС | с. 161 |
| 55. | Сталинское недовольство Постышевым. | ТС | с. 162–163 |
| 56. | «Дезорганизация» работы Политбюро. | ЛУ | с. 163 |
| 57. | Сталин подозревал, что Ворошилов — «английский шпион». | ЛУ | с. 163 |
| 58. | «Разнузданный произвол» в отношении Андреева. | ЛУ | с. 164 |
| 59-60. | «Необоснованные» обвинения Молотова и Микояна. | ЛУ | с. 164 |
| 61. | Расширение состава Президиума ЦК. | ЛУ | с. 164 |
Типология
«НИ» — «не известно» — 1 случай (№ 51). Без изучения подлинника документа невозможно сказать, соответствует ли истине хрущёвское заявление о собственноручной подписи, которую Сталин будто бы поставил на постановлении о сооружении памятника в свою честь. В данном случае Хрущёв, несомненно, исказил смысловую часть источника, скрыв важную информацию. Поэтому (как объясняется в 8-й главе) для разрешения вопроса одной фотокопии документа недостаточно.
«ТС» — «только слова Хрущёва» — 4 случая. В своей речи Хрущёв сообщил, как Сталин что-то говорил в его присутствии, но кроме самого докладчика истинность этих слов никто так и не смог удостоверить. Даже если кто-то выступил с возражениями (как маршал Жуков, № 38), подобных опровержений всё равно недостаточно, чтобы установить истину.
В трёх остальных случаях Хрущёв находился среди других лиц, и те наверняка должны были подтвердить хрущёвские заявления, поскольку благодаря «закрытому докладу» они получили достаточную известность. Однако мы не располагаем сведениями, последовали ли такие подтверждения.
«ЛЗ» — «ложь замалчиванием» — 12 случаев. Утверждения оставляют ложное впечатление, поскольку они вырваны из контекста и, стало быть, в них замалчиваются те или иные важные сведения.
Хрущёв, возможно, не владел информацией в полном объёме. Но те, кто проводил для него исторические изыскания, готовил справки и писал первый вариант «закрытого доклада», обладали не только известными нам сегодня материалами, но и многим сверх того. К тому же хрущёвским сообщникам дозволялось работать с такими документами, которые недоступны нынешним архивистам. Именно поэтому они, скорее всего, делились добытыми сведениями лично с Хрущёвым, а следовательно, степень его неосведомлённости никак не могла быть низкой.
«ОС» — «особый случай» — 3 утверждения. Каждое представляет собой заявление весьма неопределённого свойства, и, если присмотреться повнимательнее, там трудно найти какие-либо прямые обвинения Сталина или Берии. О последних вслух ничего не говорится, и они, скорее, только подразумеваются, чтобы создать у слушателей необходимое Хрущёву впечатление.
«ЛУ» — «лживое утверждение» — 40 случаев. В эту категорию входят либо очевидно неправдивые заявления, либо те из них, где историческая правда искажена Хрущёвым самым вопиющим образом. В последнем случае докладчик мог и не знать, сколь далеки от истины его заявления. Последнее нетрудно показать с помощью известных теперь и подготовленных специально для Хрущёва материалов.
Несколько из помещаемых ниже примеров помогают получить представление как о предлагаемой классификации, так и об уловках, с помощью которых Хрущёв вводил в заблуждение слушателей своего доклада. Один-единственный случай «НИ» («не известно») уже рассматривался в начале раздела.
«ТС»: «только слова Хрущёва»
В «закрытом докладе» рассказывается, как в присутствии Хрущёва Сталин однажды сказал: «Вот шевельну мизинцем — и не будет Тито. Он слетит...» (№ 42). Тем самым докладчик подразумевал, что только ему удалось стать свидетелем сталинских слов. Но если так, нет никакой возможности перепроверить истинность хрущёвских слов. Никем и ничем подтвердить их больше нельзя.
Второй пример. Как утверждал Хрущёв, в конце 1952 — начале 1953 года Сталин внёс предложение повысить на 40 млрд рублей налог на колхозы и колхозников (№ 54). Получается так: либо Сталин поделился своими соображениями с одним только Хрущёвым, либо, что более вероятно, всё рассказанное — плод хрущёвских измышлений.
Ещё, по Хрущёву, Сталин будто бы «принижал» заслуги и способности маршала Жукова (№ 38) и проявлял резкое «недовольство» Павлом Постышевым (№ 55).
Окажись Хрущёв честным человеком, свидетелем, который во всех иных случаях заслуживает полного доверия, тогда и здесь можно было бы положиться на его безупречную репутацию. Но Хрущёв вообще редко бывал правдив, поэтому сказанное им, скорее всего, не соответствует истине. Однако абсолютной уверенности в том нет.
«ЛЗ»: «ложь замалчиванием»
В докладе Хрущёв рассказал о «фабрикации “дел” на видных партийных и государственных деятелей — Косиора, Чубаря, Постышева, Косарева и других» (№ 21–24).
Между тем всё обстоит совсем не так, как хотел бы представить Хрущёв. Ныне стали известны многие факты, подтверждающие обоснованность обвинений, выдвинутых против Косарева и ещё больше — против Косиора, Чубаря и Постышева. К примеру, Постышев был сначала раскритикован, а затем исключён из ВКП(б) и, наконец, арестован в связи с массовыми репрессиями партийных кадров. Хрущёв присутствовал на том самом Пленуме (январь 1938 года), где Постышев выступал сам и где он подвергся жёсткой критике со стороны своих коллег по ЦК.
Хрущёву следовало знать, что Молотов и Ворошилов посещали Постышева на Лубянке, где тот в присутствии Молотова подтвердил вину и правильность данных им ранее показаний. Хрущёв не мог остаться в неведении относительно того, что именно Постышев, а с ним и многие другие подследственные выступили с обвинениями Косиора и Чубаря; что Каганович, как он сам рассказывал, развёл лишь руками, когда ему довелось познакомиться с пухлой тетрадью с собственноручными признаниями Чубаря.
Во всех четырёх случаях имеется достаточно косвенных улик, чтобы говорить о вине Косарева, Косиора, Чубаря и Постышева. Но опять-таки мы не можем быть абсолютно уверены, ибо правительственные органы России по-прежнему хранят архивно-следственные материалы по их делам за семью печатями. В любом самом благоприятном случае определение вины или невиновности сводится к выяснению той или иной степени вероятности. Доступные сегодня доказательства со значительным перевесом указывают на виновность всей четвёрки.
Пятый пример — показания Розенблюма с рассказом о том, как Заковский фабриковал лживые признания (№ 19). Здесь Хрущёв пытается дать понять, что за всеми этими фальсификациями стоял Сталин. На самом деле есть веское свидетельство, что Заковский, подчиняясь заговорщическим установкам Ежова, действовал по указке последнего, тогда как Сталин, наоборот, резко выступал против Заковского, осуждая его за применение пыток на допросах обвиняемых.
Нужно заметить, что случаи «лжи замалчиванием» («ЛЗ») иногда «перетекают» в категорию «лживых утверждений» («ЛУ»); хорошие примеры тому — № 33 и № 47.
«Расстрелянные полководцы» (№ 33). Здесь Хрущёв высказывается настолько неопределённо, что непросто или почти невозможно понять, что именно он хочет сказать; трудно также разобрать, где именно он говорит неправду. Из уже опубликованных материалов известно, что Тухачевский и осуждённые с ним командиры были действительно виновны в предъявленных им обвинениях. И хотя заявление Хрущёва о расстрелянных полководцах весьма сложно классифицировать, оно отнесено к категории «ложь замалчиванием».
«”Зверская расправа” над М.С.Кедровым» (№ 47). Нетрудно видеть, что Кедров был расстрелян не «по распоряжению Берии». Инициативный документ с запросом на санкцию «директивных органов Союза ССР» исходил не от Берии. После согласования с Прокурором СССР Бочковым заключение о необходимости расстрела Кедрова Берия получил на исполнение как нарком внутренних дел. Иными словами, говорить о полной непричастности последнего к смерти Кедрова тоже некорректно.
В обоих случаях нам приходится довольствоваться лишь крохами рассекреченных сведений, опираясь на которые, просто невозможно получить правдивое представление о событиях тех лет и дней. Но имеющейся информации вполне достаточно, чтобы убедиться: Хрущёв солгал по меньшей мере в каких-то частностях (но не исключено, что и в большем). А потому оба его заявления нужно отнести к «лживым утверждениям» («ЛЗ»), хотя они также граничат с категорией «ложь замалчиванием» («ЛЗ»).
«ОС»: «особые случаи»
В одной из частей «закрытого доклада» Хрущёв рассуждает на тему массовых репрессий (№ 5), поначалу не затрагивая ни деталей, ни персоналий. По понятным соображениям он «забыл» упомянуть о своей собственной роли в проведении репрессивной политики, какую ему довелось сыграть на посту первого секретаря Московского областного и городского комитетов партии (1935–1938), а затем первого секретаря КП(б) Украины (1938–1949). Из опубликованных в последние годы научно-исторических работ явствует: уступая, вероятно, только Эйхе, Хрущёв обрёк на репрессии гораздо больше жертв, чем любой другой партийный руководитель. Его, несомненно, можно характеризовать как эдакого «стахановца репрессий»!
Хотя сведения о роли Хрущёва в репрессиях остались вне рамок «закрытого доклада», это его заявление отнесено не к категории «ложь замалчиванием» («ЛЗ»), а к «особым случаям» («ОС»), ибо явных обвинений против Сталина или Берии в нём нет. Хрущёв лишь пытается создать у аудитории нужное ему впечатление. В опубликованном варианте «закрытого доклада» слова и фразы подобраны так тщательно, чтобы исключить оттуда прямые обвинения кого-либо в чём-то.
Другой пример из той же категории — хрущёвское заявление о Зиновьеве и Каменеве (№ 7):
«В своём “завещании” Ленин предупредил, что “октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью”. Но Ленин не ставил вопроса об их аресте и тем более о их расстреле». 11
Хрущёв совершенно обошёл молчанием вопрос о виновности Зиновьева и Каменева в заговорщической деятельности с целью свержения Советского правительства и об их косвенной причастности к убийству Кирова. В распоряжении докладчика были признательные показания и многие другие следственные материалы по делу. Увы, сегодня доступна лишь малая толика тех источников, зато все они неуклонно свидетельствуют, что Зиновьев и Каменев безусловно виновны в том, в чём они признались. И сам Хрущёв не решился объявить их «невиновными»; вместо этого он возложил всю ответственность за их казнь на счёт сталинской «тирании». Но в случае действительной вины подсудимых, как о том свидетельствуют документы, расстрел Зиновьева и Каменева никак нельзя отнести к последствиям «злоупотребления властью».
Последний пример из категории «особых случаев» («ОС») — ссылка на «партийную комиссию Президиума ЦК», которой было поручено «разобраться в вопросе о том, каким образом оказались возможными массовые репрессии против большинства членов и кандидатов в члены Центрального комитета партии, избранного XVII съездом ВКП(б)» (№ 10).
Хрущёв утверждал, что комиссия «установила многочисленные факты фальсифицированных дел против коммунистов, ложных обвинений, вопиющих нарушений социалистической законности, в результате чего погибли невинные люди». На самом деле комиссия (а доклад её опубликован) никаких фактов не «установила». Она лишь продекларировала истинность представленных выводов. Тенденциозные штудии проводились в соответствии с заранее намеченными результатами, чтобы в конечном итоге представить нужные Хрущёву выводы, которые в большинстве случаев не подкрепляются доказательствами. Более того, комиссия не смогла установить вину Сталина в упомянутых ею злоупотреблениях. Само же хрущёвское заявление ни в коем случае не относится к числу «разоблачительных», ибо уже в 1939 году стало широко известно, что многие из пострадавших понесли незаслуженное наказание.
«ЛУ»: «лживые утверждения»
«Лживые утверждения» представляют собой самую многочисленную категорию. Все неправды зависят от контекста, иначе говоря, от таких внешних обстоятельств, ссылка на которые позволяет понять, что утверждение противоречит фактам. Вот почему некоторые из заявлений «перетекают» в категорию «ЛЗ» («ложь замалчиванием»). Зато другие, как, скажем, «донесение Воронцова» (№ 31), остаются просто грубыми фальшивками.
Другой пример — «шифротелеграмма» о пытках (№ 28). Хрущёв выбросил из неё крайне важные фрагменты, оставив сообщение лишь о сталинской 12 санкции на применение «физических методов» против «неразоружившихся» врагов. Меж тем в выкинутой им части, наоборот, говорится, что широкое использование пыток недопустимо, а те из работников НКВД, кто превратил такие методы из исключения в правило, понесли суровое и заслуженное наказание.
Третий пример — т.н. «прострация» Сталина в первые дни и недели войны (№ 34). По сути дела само такое утверждение опровергнуто всеми, кто работал или был рядом со Сталиным в то тревожное время. Ну а Хрущёв тогда не только не находился где-то возле Сталина, но вообще отсутствовал в Москве, поскольку безвыездно пребывал в столице Украины.
1. В.Ю.Афиани, З.К.Водопьянова. «Ахеографическое предисловие» в: Доклад Н.С.Хрущёва о культе личности Сталина на ХХ съезде КПСС. Документы. — М.: РОССПЭН, 2002, с.44.
2. В справке, опубликованной журналом «Известия ЦК КПСС» (1989, № 12, с.86), указывается, что таких делегатов было 97 (44 плюс 53), но суть дела это коренным образом не меняет.
3. О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов.Хрущёва Н.С. ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза. // Известия ЦК КПСС. 1989, № 3, с.137.
4. И ещё одно утверждение из «закрытого доклада», которое отнесено к категории «не известных» (см. ниже).
5. Согласно предлагаемой классификации (см. ниже) данное утверждение относится к одному из трёх т.н. «особых случаев» («ОС»).
6. Опубликованный в 1973 году «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына представляет собой пересказ тюремных воспоминаний, авторских интервью и слухов самого различного происхождения, что таким образом не позволяет считать его книгу работой по истории.
7. См.: http://people.cohums.ohio-state.edu/grimsley1/h582/2001/Chomsky.htm
8. Заявление М.П.Фриновского опубликовано в: Лубянка. Сталин и НКВД–НКГБ–ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. — M.: МФД, 2006, док. № 33 на с.33–50; протокол допроса Н.И.Ежова – в: Там же. Док. № 37 на с.52–72.
9. Толковый словарь русского языка Д.Н.Ушакова трактует слово «ложь» как «неправду, намеренное искажение истины». — Прим. Перев.
10. О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов.Хрущёва Н.С. ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза. // Известия ЦК КПСС. 1989, № 3.
11. О культе личности… // Известия ЦК КПСС. 1989, № 3, с.134.
12. Или «сталинской» (в кавычках). Как подробнее объясняется в главе 4, подлинность шифротелеграммы вызывает сомнения. Поэтому сделанные здесь замечания ни в коем случае не претендуют на всестороннее рассмотрение документа.